На Берлин!

ЧЕРЕЗ неделю после принятия присяги в подмосковном учебном центре Министерства обороны СССР было проведено комплексное тестирование. Курсанты, показавшие лучшие результаты по итогам тестов, были зачислены в первую роту.

Занималась «первая» по отдельной программе. Для нее был введен режим секретности, и даже физподготовка проходила не так, как в других подразделениях учебки. Особое внимание уделялось технической части изучаемого материала.

Причины такого эксклюзивного положения солдат роты сильно интересовали. В ответ на их настойчивые вопросы командир с труднозапоминающейся фамилией на шипящую согласную сообщил, что «нам выпала большая честь» и «мы будем защищать Родину за ее пределами, а именно — Западная группа войск, город Берлин».

О, Берлин! В воображении молодых солдат он представлялся не менее высококультурным городом, чем Бобруйск для участников приснопамятной конвенции детей лейтенанта Шмидта.

Рота начала буквально грезить Берлином. Лозунг «На Берлин!» регулярно (и что радовало, без грамматических ошибок) появлялся на стенах солдатской курилки и отхожих мест.

Предчувствие Берлина витало повсюду. Рядовой Ковальский рассказал о том, что его старший брат служил в Германии и вернулся на гражданку с обильными фривольными воспоминаниями в стиле «Декамерона» и колодой карт с фотографиями обнаженных девиц.

А у рядового Щербакова из Ставрополья сосед, как оказалось, работал «дальнобойщиком» и как–то привез из Германии домой по тем временам неслыханную для девственного советского потребителя штуку — видеомагнитофон. (О том, что сосед привез еще одну неслыханную по тем временам «штуку», ставшую весомой халтурой для ставропольского венеролога, Щербаков сообщил с особым удовлетворением).

Все в глубине души лелеяли надежду познакомиться в Берлине с привлекательной немочкой. Грядущие перспективы требовали срочно обобщить познания роты в немецком языке. Как и следовало ожидать, лексикон большинства солдат («шнель», «хенде хох», «шнапс», «Гитлер капут», «фойер» и т.п.) был почерпнут из патриотических фильмов о войне и явно не годился для укрепления советско–немецкой дружбы, особенно в межполовой ее части. На этом фоне наибольший КПД виделся от предложенных Щербаковым заводных фраз «Йа–йа» и «Даст ист фантастиш» (ведь с магнитофоном его сосед привез еще и видеокассеты).

Зато резко вырос рейтинг рядового Фишера, этнического немца из Днепропетровска. Из ночных экспресс–курсов немецкого языка по методу Володи Фишера рота узнала, как правильно, корректно (и, хотелось бы верить, с гарантией) знакомиться с тамошними фрау и мэдхен, и вообще существенно расширила свой кругозор.

Попутно Фишер вывел на чистую воду известного шутника рядового Сулковского (то бишь вашего покорного слугу). Дело в том, что несколькими днями ранее Сулковский, изображая из себя полиглота, ради прикола внес в общий багаж знаний заученное им еще в школе стихотворение, начинавшееся словами «Фон алле унзерн камераден, вар кайнер зо либ унд зо гут...», выдав его за лучший образец любовной лирики эпохи раннего Гейне и цинично умолчав о том, что это всего лишь банальная пионерская «Песня о юном барабанщике». После того как Фишер раскрыл розыгрыш Сулковского, последний удостоился нескольких хлестких (преимущественно нецензурных) эпитетов в свой адрес со стороны товарищей и персональной недельной обструкции со стороны рядового Малеева, вызванной тем, что он единственный успел выучить наизусть все четыре куплета о барабанщике.

 

Так прошло пять месяцев. В однуиз ночей роту привезли на аэродром и посадили в самолет. Летели несколько часов. После приземления всем показалось, что для последних дней октября в Берлине слишком жарковато. И немудрено. Это оказался Ташкент, а на соседней взлетно–посадочной полосе уже разогревал двигатели борт на Кабул, готовый принять знатоков немецкого языка, в данном случае явно бесполезного.

До окончательного вывода советских войск из Афганистана оставалось чуть больше года.

Много позже я узнал, что первая рота этого учебного центра всегда формировалась для отправки «за речку» и ее подготовка всегда сопровождалась «берлинской версией». С высоты прожитых лет я прекрасно понимаю мотивы «камуфляжа» командования учебки.

...А Володя Фишер все–таки дошел до Берлина и даже дальше. После армии он эмигрировал, сейчас живет под Ганновером и, судя по фотографии, выглядит, как преуспевающий бюргер. Хорошо, что немецкий язык пригодился хотя бы ему...